четверг, 21 февраля 2013 г.

4. Сорокская крепость


                           
Я узнал подробности своего рождения случайно и при довольно странных обстоятельствах, когда мне было лет пятнадцать. Почему-то родители не хотели мне об этом рассказать раньше.
Я приехал в Сороки, расположенных в 40 км. от моего села. В этом возрасте я сам себе  устраивал экскурсии по местам боевой славы нашей республики по части изучения братских могил. Кроме того, я хотел посмотреть и пощупать своими руками Сорокскую крепость, которая была построена лет 500 назад, во времена Штефана Великого (Ștefan cel Mare 1457-1504).
Я потратил около четырех часов на детальное изучение крепости. Был ласковый, солнечный летний день. С высоты бастионов открывались  панорамы сказочной красоты: на восток, где река Днестр, столько веков держала границу Молдовы; на юг, где начинались «кодры» (центральный лесной массив Молдовы) с легендарными дубами , которые, наверняка, были свидетелями героических битв; на север и запад, где, утопая в зелени, расположился древний город Сорока, защищенный от ветров и врагов высоченной горой, которая далеко на горизонте достигала небо...
 Мой автобус должен был быть в 3 часа...
Подумать только, по этим местам ходил Штефан Великий!
Интересно, если бы он был во время войны со своим войском, полезли бы на нас немцы и русские? Нетушки! Побоялись бы!
А так Штефана Великого нет и никто не нашелся смелый и умный, чтобы поднять народ и организовать оборону. Поэтому всякие Сталины, Гитлеры, Рибентропы и Молотовы так пеклись о судьбе Молдовы, хозяина не было. Вот они и кромсали ее, бедную, на мелкие кусочки, чтобы легче было сожрать и уничтожить народ.
Я достал из ранца свою булку хлеба и стал жевать в сухомятку. Недалеко от меня на скамейке сидела цыганка с одним ребенком на руках, а другой лет шести, что-то очень быстро говорил на цыганском языке, по-видимому, цыганка была беременна, у нее торчал живот. Цыганенок подошел ко мне и стал просить кусок хлеба на русском языке. Говорил складно и быстро, что они голодные, что у них нету дома и отца, что сестренка голодна тоже и все такое. Я подумал, что моя мама тоже так во время голода скиталась с одним ребенком на руках, другим за ручку и третьим в животе. Я отломал свою булку пополам и дал половину ему и спросил: «А по-молдавски ты тоже говоришь?»
Оказалось, он и по-молдавски говорит.
– А в какую школу ты пойдешь? В русскую или молдавскую:
– Я не знаю, – ответил он,  – если будем жить наверху, пойду в русскую, а если будем жить у Днестра,  в молдавскую школу.
Потом он убежал к маме. Меня удивило, что он такой маленький и хорошо говорит на трех языках.
Через некоторое время они втроем подошли ко мне и сели рядом.
– Ты дал моему ребенку хлеба. Ты добрый, – сказала цыганка.
– Да нет, я не добрый, просто ребенок у тебя очень хороший. Еще в школу не ходит, а на трех языках уже говорит. Молодец!
– Хочешь, я тебе погадаю? – спросила цыганка.
–  Да нет, не нужно, мне скоро уходить, – сказал я, – Вот тебе 3 рубля, купи ребенку мороженое. Ты любишь мороженое? – спросил я мальчика, –   Как тебя зовут?
– Штефан, – ответил он, – О, да, мороженое я люблю очень.
– Вот тебе, на! А у меня на уме целый день Штефан Великий крутится, – искренно рассмеялся я и погладил его черные кудряшки, – Ну, будьте здоровы!
– Постой, – сказала цыганка, – У тебя же больше денег нет, чем ты будешь платить за автобус?
– Да, правда. А откуда ты знаешь, что у меня в кармане? – удивился я.
–А я все про тебя знаю, что у тебя было, что есть и что будет, – очень серьезно сказала она.
– Интересно, и что ты обо мне знаешь?
– Самое страшное у тебя позади. Когда ты родился, Смерть очень хотела тебя взять. Но ты сильный Скорпион и тебя защищала Святая Троица. Бог любит Троицу и Смерть против Троицы ничего не может делать. Она долго вокруг тебя ходила со своей острой косой. Три женщины боролись за твою жизнь, молились за тебя и не давали умереть. Твоя мама родила тебя, но больше ничего не смогла делать. Смерть хотела забрать вас обоих, но сестра мамы спасла вас. Тогда Смерть решила взять только тебя. Третья женщина – цыганка, вырвала тебя из когтей Смерти и вот ты живой и очень красивый. Так что, получается, у тебя три мамы, три брата и ты очень любишь праздник Святой Троицы. Правда?
– Правда, – согласился я ошарашенный от такого гадания.
– Святая Троица, – продолжала цыганка, – всю жизнь будет тебя охранять, любить и помогать. У тебя будет трое детей, три дома, будешь говорить на трех языках и будешь гражданином трех стран. За свою жизнь ты три  раза будешь подыматься очень высоко и три раза будешь падать. Тебя всю жизнь будут волновать три вопроса одновременно, а когда тебе придется держать ответ, то три ответа обязательно окажутся верными. Это за тебя Святая Троица будет решать. В твоей жизни будет очень много треугольников и очень много бумаг. У тебя будет три образования и три профессии. Когда тебе будет очень хорошо или очень плохо…
Она что-то еще говорила, но я молча встал и пошел не попрощавшись, с опущенной головой, к автобусу.
–  Помни! –  Кричала она мне вслед, – Бог любит Троицу!
С малых лет смерть людей действовала на меня удручающе, а то, что мы с мамой висели на волоске в пасти у Смерти, так потрясло меня, что у меня на лбу выступил холодный пот. Я не очень переживал, что у меня не осталось денег на проезд и не жалел об этом. Водитель автобуса знал моего отца. Когда я сюда ехал, я сидел на переднем сиденье, и мы разговаривали всю дорогу. Я был уверен, что договорюсь с ним, чтобы отец заплатил за меня потом.
Вдруг меня осенила мысль. А может все это враки? Конечно, все это вранье. Она что-то знала, о чем-то догадалась, а остальное сочинила. Точно!
Я ускорил шаг, потому что увидел на скамейке, передо мной, что-то лежало. Это была открытая пачка папирос и тринадцать рублей. Вот чудеса! Я нашел деньги! Странно, опять с тройкой, ни десять, ни одиннадцать, ни двенадцать, ни четырнадцать, а именно тринадцать. А может быть она права?
Бедная моя мама. Сколько она за меня натерпелась!
Всю обратную дорогу у меня не выходили из головы эти странные события. Потом я решил, что судьба наградила меня за то, что я дал им деньги на мороженое. Я себе представил, с каким смаком они будут кушать мороженое.
Я хорошо помню, как я первый раз ел мороженое. Мне казалось тогда, что ничего на свете вкуснее мороженого нет. Мне было лет шести тогда, точно, как этому цыганенку. Я просил отца показать мне поезд и многоэтажный дом. Мы пришли вместе в Дрокию на станцию, где в 6 часов пребывает поезд. Когда эта махина стала приближаться к станции, я сорвался и побежал по перрону навстречу паровозу и кричал: «Поезд! Поезд!». И тут раздался такой сильный паровозный гудок, что я даже присел, так сильно испугался.
 Потом мы пошли перекусить и отец купил мне мороженое в картонной коробочке с деревянной палочкой. Это было так вкусно, что словами нельзя описать. Я тогда решил, что мама никогда мороженое не пробовала и полстакана оставил для нее. Я бережно спрятал мороженое в мой ранец, чтобы принести маме. Я тогда не соображал, что мороженое растает. Я не знал, что существуют холодильники, термосы и все такое. Домой вернулись тоже пешком. Автобусы еще не ходили в то время, а расстояние около пятнадцать  километров. Когда мы пришли домой, я побежал к маме и закричал: «Мама, мама, угадай, что я тебе принес». Я был так счастлив, что мама сейчас получит божественное наслаждение от неописуемой вкусноты. Глаза мои радостно блестели, а рот расплылся до ушей. Мама тоже радостно смеялась. Я открыл ранец и торжественно объявил: «Мороженое! Ты себе не представляешь, как это вкусно». Я достал заветный стаканчик… и челюсть моя отвисла. Мой волшебный продукт потерял первоначальную привлекательность. Стаканчик промок, из него текла какая-та противная жидкость. Я так расстроился и расплакался от досады. Мама меня успокаивала, целовала, смеялась: «Ничего страшного, мороженое просто растаяло». И она облизывала этот мерзкий стаканчик со всех сторон и уверяла меня, что очень вкусно, отчего я еще сильнее плакал. Отец был удивлен моим поступком. Мама спрашивала отца: «Ладно, ребенок мне принес мороженое, а ты что принес?». Оказалось, что отец ничего не принес. Мама смеялась, я плакал, отец чувствовал себя неловко. В общем прозаическая  картина. Я не понимал, что смешного мама нашла в этой «трагедии». Честно говоря, я и сейчас не очень понимаю, почему она так хохотала. Самое обидное, что мама с какой-то особой гордостью рассказывала людям в поле, как я принес мороженое, от чего они тоже хохотали, смотрели на меня и качали головой: «Ну и ребенок!». А я чувствовал себя дурачком, что в таком возрасте не знал, что мороженое в тепле тает.
Когда мама смеялась, это было так заразительно, что все кругом смеялись. Иногда повод для смеха был совершенно пустяковым.
Однажды, когда я учился во втором классе, нас задержали после уроков в школе. Я всегда после школы сразу бежал к маме в поле, где она работала и мы садились, и вместе обедали. Потом я помогал ей и мы вместе шли домой. После этого я делал уроки. Я знал, что мама без меня не будет обедать, она работает с самого утра, и будет работать голодная, пока я не прийду. Когда, наконец, меня отпустили, я сразу побежал к ней со всех ног. Дело было весной, когда свекла только всходила, люди работали в поле и меня было видно как на ладони, как я к ней бегу. Кто-то подошел к маме и сказал:
        – Маня, смотри, твой бежит. Наверное что-то случилось. Боже мой, как он бежит, бедный. Да пойди же ты навстречу, что ты стоишь. Господи сохрани!
Мама побежала навстречу, обняла меня и вся в слезах спросила, что случилось. Еле переводя дыхание, я объяснил, почему нас задержали в школе.
– А почему ты так бежал?
– Как почему? Чтобы быстрее прийти. Ты же голодная, ты без меня не будешь обедать.
– А сам ты голодный?
– Еще как!
– Ну, давай пообедаем.
Мы сели кушать, как всегда клали друг другу кусочки в рот и нам было очень хорошо и весело.
– Значит, ты бежал, потому что я голодная, – спрашивала мама, переходя от слез к громкому смеху.
–  Да, я им говорю, что мне нужно идти, а они меня держат, я говорю, что меня мама ждет, что она без меня не будет кушать, а они меня держат.
  Мама смеялась так громко, что люди стали собираться вокруг нас. Они смотрели друг на друга и спрашивали: «Маня, что с тобой, что случилось, да скажи ты, ради Бога».
Но она так смеялась, что не могла остановиться. Они спрашивали меня:
– Что случилось?
–  Меня задержали в школе, –  отвечал я.
–  А почему мама так смеется?
–  Ей весело.
– А почему ей весело?
–  Потому, что хорошо.
– А почему ей хорошо?
– Потому, что весело, –  как-то объяснил я ситуацию.
Они пожимали плечами. Наконец-то мама успокоилась и говорит:
–  Да все в порядке, ничего не случилось, просто ребенка задержали в школе.  А бежал он потому, что беспокоился, что я голодная, что я без него не буду кушать, а его задержали, а я голодная и мне весело, потому что он тоже голоден. Когда мы голодны, нам весело, –  и стала смеяться дальше.
При всей нелепости ситуации, люди отходили и стали смеяться тоже и качали головой: «Ну и ребенок!».
А до меня никак не доходило, что тут такого веселого. Но мне было весело тоже, потому что всем было весело.
***
Когда я приехал домой, мама начала сразу расспрашивать:
– Ну, расскажи, как там крепость. Я там сто лет не была.
– Крепость большая, крепкая, красивая, – грустно начал я. – Мама, расскажи как я родился…
–  А почему ты вдруг об этом спрашиваешь? – удивилась она.
Я рассказал все, что мне нагадала цыганка.
–  Так…– задумчиво протянула мама и ей стало очень грустно тоже. – Мне нужно собраться с мыслями. Давай сделаем так. Сначала мы покормим народ, уложим всех спать, а потом сядем вдвоем в сарае, зажгем лампу и я расскажу.
Народу нас было восемь человек и процедура кормления, три раза в день, была довольно хлопотным мероприятием. Так получилось, что с малых лет сестра Люба спала у бабушки, а жила с нами.  Как было отмечено выше, бабушка ненавидела маму, я ненавидел бабушку ровно на столько же, Люба была под идеологической обработкой бабушки и никогда маме не помогала. Иван был уже большой, работал то помощником тракториста, то помощником комбайнера, сильно уставал и много ел. У Бори были свои обязанности – по доставанию продуктов. Мы все его называли  «Фурнизором». Он имел своих клиентов по поставке молока, брынзы, сметаны, мяса, хлеба, масла и всего остального.
Отец работал с утра до ночи , а кушал два раза в день, утром и вечером; а я помогал маме на кухне, в поле, и везде, где она не успевала. То есть, я исполнял обязанности дочки, Люба на это не обижалась, мне было удобно, маме приятно, и все были довольны. Нельзя сказать, что Люба бездельничала, начиная с пятого класса, она все лето выращивала шелкопрядов, это было непросто, но она свои обязанности выполняла.
Саша был еще маленький.
С 8 класса я имел полнормы в колхозе и работал рядом с мамой на полевых работах по всем культурам, т.е. вдвоем имели полторы нормы. Конечно, когда у кого-то из нас возникали трудности, все помогали и отец тоже. Кроме того,  к этому времени у нас уже был свой виноградник,  роскошный сад, где только сливовых деревьев было около пятнадцать, а шелковицы тридцать. Вокруг нашего дома было пятьдесят соток земли вместе с бабушкиной, и это давало хорошее подспорье, чтобы пропитаться. Благодаря такому раскладу, я с малых лет умел неплохо готовить, печь, солить и все такое. Конечно, у нас не было никаких холодильников в то время и вопросы консервирования на эту ораву, также были на меня с мамой. Мы готовили большую мамалыгу (кукурузную кашу), муждей (толченный чеснок), яичницу, соленые помидоры и огурцы, летний зеленый салат с луком, укропом и щавелем и по стакану кефира на брата. Все это было прекрасно! Хотя времена изменились и мы стали лучше жить, на столе по прежнему не оставалось ни крошки хлеба, ни капли жира или еще чего-нибудь, в кастрюлях. Поэтому убирать было не сложно, как правило, эта обязанность была тоже на меня. Потом, еще раз, готовили ведро еды для свиньи, собаки и что-нибудь на второй день для кур и кроликов, с которыми мы обзавелись недавно и которые уже быстро размножались. После всего этого шла уборка, где в первую очередь наш громадный стол растирался солью, потом горячей водой и шершавой тряпкой, потом насухо, сухой тряпкой. После этого шла стирка, как правило каждый день, потому что люди работали в поле, много пыли, грязи, а у нас чистота и санитария была на очень почетном месте. Конечно, для стирки кроме мыла у нас не было никаких стиральных машин, порошков, или стиральных жидкостей. Но по воскресеньям стирки не было. Я с малых лет понял, как тяжело работать мамой, где результата труда никогда не видно. Ведь все, что готовится моментально испаряется, все, что стирается опять загрязняется, самой идеальной уборки не на долго хватает. Все, кто тебя окружают, очень быстро привыкают к такому раскладу и воспринимается, что мама делает это как хобби. На самом деле – это ответственная и тяжелая работа, и мы когда выходили в поле, нам казалось, что вышли на отдых, хотя там тоже приходилось напрягаться физически, и не мало.
Так или иначе, не прошло и трех часов на выполнение наших привычных обязанностей.  Все пошли спать, Иван пошел в клуб. Уже было темно. Я с мамой сели за маленький столик в сарае и зажгли лампу.

Комментариев нет:

Отправить комментарий